Часть своего репертуара, я еще во время службы в Легионе на французский перевел. А некоторые песни и на английский.
— Странные, вы русские. — Задумчиво протянул шериф.
— Уж какие есть. Вот, кстати, еще в тему:
«Мне бы дьявола коня да плеточку, заветную. И тогда искать меня в поле не советую!»…
Бедолага Гарретт посмотрел на меня так, как будто я уже собирался взлететь в седло и, забив на все договоренности, нахлестывая коня скрыться в неизвестном направлении — ищи ветра в поле!..
Может, ему для успокоения «Любо братцы любо, любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить!» исполнить? Нет, не стоит, наверное — там ведь и такие строчки есть: «Жалко только волю, во широком поле. Жалко шашку востру да буланого коня…» — что если они у него с предыдущей песней сконтоминируется?
Все! Продолжать знакомить шерифа с русской культурной традицией, я посчитал излишним.
Коня мне подобрали (пусть не совсем коня, но мне так называть удобнее), однако и тут не обошлось без сюрпризов. Для начала выяснилось следующее: морпуса можно было взять напрокат, но тогда это будет далеко не лучшая скотинка, или купить. Подумав, я предпочел последнее — транспорт желательно иметь свой собственный. К тому же, если прокатный издохнет, выплатить его стоимость все равно придется.
Этим дело не ограничивалось, мне предложили выбрать варианты покупки: насовсем или с возможностью последующей перепродажи. Вот тут, я и подвис, не понимая, что это может значить. Мне объяснили.
Оказалось что, модифицируя морпусов, дорги заложили возможность их искусственного импринтинга, то есть привязки к хозяину. Такого перепродать уже не удастся. Если он потеряет хозяина, то к другому человеку привыкнуть не сможет, да и оседлать себя не даст.
Оставшимся без хозяев мустангам было два пути: либо в табун (если оказывался выдающихся статей), либо на скотобойню. Но чаще они дичали, или их отпускали на волю специально — улучшать породу диких мустангов. Со временем, и те должны были унаследовать нужные людям характеристики (про доминантные гены уже упоминалось) — езжай в прерию и лови себе коня под седло. Но это дело будущего…
Зато после привязки, морпусы становились вернее любой собаки, кстати, и команд понимали больше — около ста.
После подробных пояснений, я остановился на варианте с импринтингом — конь нужен верный! А зачем такого продавать? Вот если потом заводные лошади потребуются — стоит без привязки обойтись.
Выбор мустанга начался не с него — сначала специалист придирчиво осмотрел меня. После этого мы прошли в дом, где меня взвесили, затем подогнали мустанга и заставили прокатиться. А потом Жак просто указал на парочку тех, кто, по его мнению, подойдет.
— Выбирай.
Мне приглянулся здоровенный жеребец, который, как раз в этот момент, задавал трепку другому мустангу. И цвет хороший — не маркий, даже местами маскировочный… то есть масть, я хотел сказать — гнедая… с зеленцой. В него я и ткнул.
— Этого хочу.
— Смотри сам, но предупреждаю — он злобный.
— Так импринтинг же?
— На характер это не влияет — проблем может доставить. Хотя тебя, конечно, не тронет.
— Ничего, я тоже не слишком добрый, общий язык найдем. — Злобный, это даже хорошо, — подумалось мне, — как раз такой и нужен, боевого коня буду воспитывать.
Жак взял лассо и отправился на пастбище отлавливать мустанга. Отважный человек! Ладно морпусы, он их выращивает и знает как обращаться, но ведь у него тут и такие твари как бандикоты шныряют.
Однако беспокоился я зря, поимка животного прошла без эксцессов. Приведя мустанга с пастбища, Жак завел его в стойло, вытащил из сумочки на боку, похожий на пистолет, шприц-инжектор и кольнул коня в шею. Тот беспокойно переступил с ноги на ногу, а потом всхрапнул и плавно завалился набок.
— Снотворное, — пояснил ранчеро. — Минут пятнадцать спать будет.
Затем он поменял в инжекторе ампулу и уколол лежащего морпуса еще раз.
— Все, процесс пошел, — обратился он ко мне. — Мы пойдем, а ты здесь сиди. Поглаживай. Когда очнется, он первым тебя должен увидеть — тогда привязка окончательно сработает. Дашь ему. — Жак протянул мне кусок вяленого мяса. Вот так вот — вместо морковки… — И постоянно говори что-нибудь. Лучше всего сразу кличку ему придумай.
Мустангер и шериф ушли, а я остался гладить спящего морпуса.
— И как же тебя назвать? — Выбор имени дело ответственное, а в голове мелькало только что-то вроде: «Боливар не выдержит двоих».
К моменту когда морпус зашевелился и начал приходить в себя, имя я таки измыслил и теперь с удвоенной силой наглаживал зверюгу, как заведенный повторяя:
— Буян, хороший! — Может и не слишком оригинально, но название подходящее, и с историей. Еще в детстве фильм «Смелые люди» на меня большое впечатление произвел. Там геройского коня так звали.
По телу животного прошла дрожь, и на меня уставился большой карий глаз. Потом мустанг встряхнул головой и вскочил на ноги. Я тоже поднялся.
Ко мне, обнюхивая, потянулась конская морда.
— Эй, я несъедобный. — На всякий случай предупредил я, и постучал его кулаком полбу. — На вот, похавай. — Я сунул мустангу мясо. — Извини за мой французский. Не знаю, как тебя учили, но теперь мы исключительно по-русски общаться будем. Привыкай.
Еще минут двадцать мы налаживали отношения. Я чесал мустанга за ухом, и доводил до него текущую политику партии. Он, тыкаясь в меня носом, благосклонно внимал.
Жак советовал с мустангом много говорить, а ничего лучшего, чем подробно изложить зверю свои ближайшие планы (предварительно выяснив, не подслушивают ли другие мустанги, или еще кто…) я не придумал. Ну не сюсюкать же?! И разговаривать на отвлеченные темы тоже настроения не было.